2

Питер Шерви заявился в десять часов утра. Зоолог уже приготовил завтрак, принял сводку погоды и, так как нога не позволяла ещё свободно разгуливать, занялся сидячими делами. Звук автомобильного мотора заставил его отложить в сторону полуразобранный неисправный приёмник и проковылять к окну.

Небо над равниной было затянуто мглистой пеленой, короткая ночная буря добросовестно постаралась размалевать его в своём сером вкусе.

На площадку перед домом выкатил чёрный "Ситроен". Из машины выбрался лысоватый толстяк в брезентовой куртке и джинсовых брюках. Он заботливо обошёл своё авто, пару раз пнул задний скат, провёл пальцем по капоту и, видимо, досадуя на дорожную пыль, сокрушённо покачал головой. Это и был Питер Шерви. Он вытащил из машины объёмистую дорожную сумку, небрежным движением взбил остатки кудрей над ушами, захлопнул дверцу и бодрой походкой направился к дому. Бигу показалось, что Шерви мурлычет какую-то песенку: лицо его выражало довольство, губы выгнулись пухловатой дужкой, двойной подбородок подрагивал в такт каждому шагу. Шерви стукнул в дверь.

– Отвори!

Биг откинул засов, повернул ключ, и толстяк ввалился в комнату. Пальцы руки, в которой он держал сумку, разжались, ноша шлёпнулась об пол, а Шерви с глухим рёвом сгрёб в охапку хозяина и принялся его мять, приговаривая:

– Ну-ну, ну-ну… хорош, хоро-ош…

Из разговора с приятелем Мирроу узнал, что Шерви вчера развёлся с женой, "на радостях собрал кое-какие вещички и дунул мотаться по тропам нехоженым". Вчера он взял отпуск и в голову ему пришла счастливая идея навестить старых добрых друзей. Он знал, что Мирроу, Большой Буйвол (так его называли в дни молодости за широкие плечи и крутой нрав), властвует в одном из крупнейших заповедников, являясь, так сказать, его "главной достопримечательностью".

Далее Шерви доложил, что, ко всему прочему, имеет частную практику ("мой приход" – слова Шерви), живёт неплохо, в достатке, уважаемый человек в своём городе, сказал, что, в общем-то, ни на что не жалуется, кроме желудка, и жизнью отчасти доволен. "Сплю с Фортуной, – кривил он свои пухлые губы. – Ой и сладкая женщина!"

– Ты всё такой же, – говорил Мирроу. Шерви пыхтел и не соглашался, но было видно: слова эти ему приятны.

…Развёлся с женой из-за того, что она "обыкновенная потаскуха", из-за того, что пыталась обманывать его, в то время как обмануть его невозможно, из-за того, что "суковата, как горбыль с дыркой от выпавшего сучка".

– Не мели, – Мирроу подливал другу виски, глаза у обоих блестели, они уже выпили на брудершафт и были порядком на взводе.

– А вообще-то она ничего. Была в ней эта… светскость. И достоинство было. Давай, Биг, выпьем за неё. Чтоб ей пусто было! Давай?

И они снова пили. Шерви привёз ящик "Джонни Уокер", затащил его в комнату, теперь тот стоял на столе, уже порядком початый.

– А ты женат?

– Нет.

– Дети?

– Нет.

– Ну и напрасно. Через это надо пройти. Хотя… у тебя здесь… разве что жирафа какая соблазнится. – Шерви тряс животом, испуская едкие смешки. – Ты на меня не смотри. – Он угрюмел. – Я вот умудрился сделать одного – вернее, одну – и не жалею. Дочка у меня, Илонка. Славная такая…

Шерви умолк, глаза его увлажнились.

– Отобрала ведь она у меня дочь, Биг, понимаешь!.. Хотя нет, вру, сам отдал. С матерью ей лучше будет, да и привыкла она к этой стерве больше. Не пойму, отчего? Дома я бывал редко, вот что.

– Сколько дочке?

– Девять. Девять с половиной уже. Большая… А, ну их! – он энергично высморкался. – Давай-ка ещё по рюмашке.

Проговорили до обеда. Затем Мирроу попросил Питера приготовить что-нибудь перекусить. Признался, что ушиб ногу, стоять трудно. Тот скомандовал:

– Показывай. Хирург я или нет!

Зоолог снял брюки.

– Ого! – Шерви привычными движениями ощупал голень. – Сочненько ты её… Не пойму только, чем это так можно…

Мирроу вкратце рассказал о своих приключениях. О загадочном исчезновении самки кенгуру, о поиске самца, о неизвестном ему ранее овраге. Шерви заинтересовался.

– Знаешь, Биг, – проговорил он, продолжая осмотр, – среди моих друзей ты, пожалуй, самый отъявленный оригинал. Мало того, что ты забрался в эту чёртову дыру, в эту пустыню, ты и здесь умудряешься находить противоядие от этой вездесущей чумы – скуки. Я завидую тебе, Биг.

Мирроу поморщился: – Ты осторожней там.

– Ох, извини.

Зоолог отмахнулся: – Нечему тут завидовать. Для тебя, согласен, здесь романтика. А для меня, знаешь, чем всё может обернуться? Это же дорогостоящий эксперимент. Эти голубчики путешествовали сюда аж из Австралии. Я потому и врача-то не запросил – сразу узнают… А что я скажу? Мне и не объясниться… В ближайшие дни надо во что бы то ни стало найти хвостатых. Иначе… – зоолог притих, задумавшись.

– Я тебе помогу, – Шерви поднялся. – Да и врач у тебя будет свой. Хотя, конечно, лучше бы сделать снимок. Но девяносто процентов даю за то, что трещины у тебя там нет. А компресс мы сделаем. Несколько дней покоя, а там видно будет.

Мирроу вскинулся: – Несколько дней? Да ты что! Мне эти дни нужны как воздух! Завтра же с утра – к оврагу. Там мой джип.

– Как знаешь.

– Ладно, – улыбнулся Мирроу. – Иди на кухню. Если не считать утренней яичницы, можно сказать, я двое суток ничего не ел.

– О’кей. Но учти: тебе придётся проглотить ещё одну глазунью. По части других блюд у меня врождённые способности отравителя.

После обеда Питер осмотрел Саари-Холл, обошёл все комнаты, заглянул во все углы, в завершение забрался в гараж, оттуда – в мастерскую и, ощутив заброшенность и пустоту большого дома, испытал, похоже, первобытное наслаждение.

– Славный домина!

– Оставайся, – предложил Мирроу. – Ты и твоя машина – это как раз то, без чего мне сейчас трудно обойтись. Для особых дел, правда, у меня есть тягач, но на нём много не покатаешься: землю роет, тяжёлый, сволочь. А саванна ведь живая.

Остаток дня они посвятили воспоминаниям. Перед заходом солнца осушили ещё одну бутылку. Пели песни, улеглись далеко за полночь, уставшие и охрипшие.

Уже в темноте зоолог спросил:

– Ты и вправду развёлся, Пит?

– Да.

Мирроу помолчал, потом со вздохом произнёс:

– Только бы завтра не было бури. Спокойной ночи, Пит.

– Спокойной ночи, старина.