ГЛАВА 3
КОРНИ
Иртеньев позвонил в дверь, когда часы показывали 8:52.
Аристарх Матвеевич сразу догадался, кто это. Он уже привёл себя в порядок, почистил зубы, побрился, проглотил неизменное яйцо и теперь сидел на кухне и курил уже третью сигарету в ожидании новых напастей.
Иртеньев не стал проходить в квартиру, только коротко бросил:
– А! Вы уже собрались. Отлично.
Они спустились на улицу.
– Вы знаете, где находится Искра-банк? – спросил следователь.
– Нет.
– Пойдёмте, тут недалеко.
Через пару десятков шагов Иртеньев проронил:
– Погодка-то, а? Никак налаживается!
Ничего не ответила рыбка, лишь хвостом по воде плеснула и ушла в глубокое море… Почему я не рыбка, подумал Аристарх Матвеевич. Поддакнул:
– Да, похоже, налаживается.
– Директор банка ждёт нас в девять тридцать, – сообщил Иртеньев, – так что мы вполне успеваем.
На улице действительно стало гораздо теплее. Даже пальто, несмотря на ранний час, казалось лишним. Вот почему я так взмок сегодня ночью, отметил Аристарх.
Они шли рядом. Сергей Сергеевич чуть впереди. В руке он держал портфельчик, которым слегка помахивал.
– Вы не вспомнили ничего нового? – поинтересовался он как бы между прочим.
– Нет. Ничего.
Они пересекли парк, миновали перекрёсток и вошли в старое здание. Табличка у двери гласила: КОММЕРЧЕСКИЙ ИСКРА-БАНК.
Аристарх Матвеевич никогда раньше не посещал подобных учреждений. Его весьма расплывчатое представление о банках было навеяно новой советской рекламой да фильмами из далёкой Америки. По телику смазливые длинноногие девчонки дефилировали на фоне роскошных апартаментов; солидные причёсанные дяди, млея, говорили проникновенные фразы типа: "Это мой банк!". Громилы в масках вламывались в огромные залы, укладывали всех на пол и брали деньги, и банкиры были колоссами в стиле Гаргантюа, и всё казалось не от мира сего, потому как пахло деньгами, властью и преступлением.
Для Аристарха Матвеевича сие было так же далеко, как Калифорния для алеута.
Когда же они вместе с Иртеньевым вошли в помещение Искра-банка, Аристарх понял, что телевидение уже в который раз подсунуло ему сладкий леденец вымысла вместо ржаного хлеба действительности.
Искра-банк был ещё той забегаловкой. Тёмный и тесный зал, который они уместили в пять шагов, вдруг разломился на мрачные пещерообразные рукава, кои и коридорами-то назвать можно было только льстя снующим в них людям. Словно пробитые в недрах векового дуба гигантским древоточцем, ходы эти множились подобно ходам Лабиринта, и уже после четвёртого поворота Аристарх Матвеевич понял, что окончательно заблудился.
Краска (давно забывшая свой родной цвет) отслаивалась от стен струпьями, над головой тянулись снопы труб, из углов выпирали немыслимые коллекторы и распределительные щиты. Было чувство, что попал в чрево насосной станции, и Аристарх Матвеевич заподозрил, что сходство это не случайное, – должно быть, вместо воды здесь перекачиваются криминальные капиталы.
Он поднимался и сбегал по крутым ступенькам, чуть не упал, попав ногой в рваную пазуху линолеума, и если бы не маячившая впереди спина следователя, уже давно запаниковал бы. Но вот, наконец, и приёмная. Что это именно приёмная, он понял по лицу милашки за столом, которая никем кроме секретарши и быть не могла. Аристарх узнал эти линии, эти ноги и бёдра, эти плавные жесты и зовущую улыбку, столь знакомую по телерекламе. Красотка поднялась им навстречу, и Аристарх Матвеевич приготовился услышать привычное:
– Это мой банк!
Но вместо этого она сказала:
– Владимир Иванович ждёт вас. Прошу, – и распахнула перед ними дверь.
Иртеньев, а за ним и Аристарх, прошли в кабинет.
Кто читал сказку Толстого "Золотой ключик", должен помнить и то кульминационное место, где Буратино открывает секретную дверь в каморке папы Карло и попадает из убогой реальности в волшебную сказку. Перешагнув порог кабинета управляющего Искра-банком, Аристарх Матвеевич почувствовал себя Буратино.
Во-первых, здесь был свет. Не искра, но возгоревшееся пламя. И горело оно так ярко, что Аристарх после мрака насосной станции на мгновение ослеп. Во-вторых, здесь была мебель. И какая мебель!.. Солнце множилось в зеркалах и лаке и, заглянув сюда утром, оно наверняка блуждало весь день, не находя выхода. Поражали также циклопические размеры кабинета. И это уже в-третьих. А в-четвёртых… четвёртым сюрпризом был сам управляющий. Как только он встал из-за стола, Аристарх Матвеевич узнал в нём… Ковача, своего соседа по лестничной площадке. Странно, он всегда держал его за инженера с химзавода…
– Я вам звонил сегодня, – сказал Иртеньев, здороваясь с Ковачем за руку и протягивая ему удостоверение. – По поводу сейфа гражданина Рытика.
– Да-да, я в курсе, проходите.
Управляющий взглянул на Аристарха Матвеевича.
– Вы, кажется, знакомы? – Иртеньев отступил на полшага, пропуская Аристарха. Его умные глаза зорко следили из кустов бровей.
– Да, – быстро сориентировался Владимир Иванович. – Аристарх… э-э… Матвеевич, если не ошибаюсь? – и в бдительные очи следователя: – Мы соседи.
Пауза. Такая лёгкая мимолётная пауза.
Иртеньев кивнул.
– Садитесь, прошу вас, – пригласил управляющий и опустился в своё кожаное кресло.
Интересно, нашла его та женщина-невидимка или нет, вспомнилось вдруг Аристарху.
Сели.
Иртеньев. Вы подготовили бумаги, Владимир Иванович?
Ковач. Да, как вы просили. Но мне хотелось бы сначала увидеть свидетельство о смерти.
Иртеньев. Конечно-конечно, вот оно. (Открывает портфель, протягивает листок.)
Ковач. Поймите меня правильно… (Читает.)
Иртеньев. Понимаю. Тайна вкладов.
Ковач. Вот-вот. (Возвращает бумагу.) Что от меня требуется?
Иртеньев. Расскажите всё, что вы об этом знаете.
Ковач. Хорошо. (Берёт с края стола конверт, кладёт его перед собой.) Семнадцатого марта этого года в наш банк обратился гражданин… (смотрит в бумаги) …Рытик. Виктор Афанасьевич Рытик.
Иртеньев. Семнадцатое марта? Это ведь прошлая пятница, не так ли? Всего два дня назад?
Ковач. Да.
Иртеньев. Ага, понятно. Продолжайте.
Ковач. Он пожелал купить сейф индивидуального хранения сроком на один год. С клиентом был заключён договор, и он оплатил услугу. Вот квитанция. (Вручает Иртеньеву.) Сейф номер двести шестьдесят три. Оплачен до первого апреля следующего года.
Иртеньев. Оплачен наличными?
Ковач. Да, наличными в кассу.
Иртеньев. Дорогое удовольствие, наверное?
Ковач. Для сейфа этого размера – четыреста двадцать долларов США.
Иртеньев. Он что, платил долларами?
Ковач. Нет, рублями по курсу. Там, в квитанции, всё написано.
Иртеньев (изучает квитанцию). Понятно. А каков размер сейфа?
Ковач. Тридцать четыре на двадцать четыре сантиметра. Высота восемь сантиметров.
Иртеньев. Есть и другие размеры?
Ковач. Ещё есть сейфы высотой три сантиметра.
Иртеньев. Так. Скажите, Владимир Иванович, этот Рытик был единственным владельцем сейфа?
Ковач. Да. Вот договор. (Передаёт бумагу.)
Иртеньев (читает). Владелец открывает сейф своим ключом в присутствии работника банка… Ключ один?
Ковач. Второй ключ хранится в банке.
Иртеньев. Вы, как управляющий, можете открыть сейф?
Ковач. Нет, это исключено.
Иртеньев. Почему? Сейф, ключи – ведь всё это ваше.
Ковач. В соответствии с данным договором, и сейф и ключ от него – собственность клиента. Кроме этого, существуют ещё такие понятия, как профессиональная этика и престиж банка.
Иртеньев. По роду моей работы мне чаще приходится сталкиваться с их отсутствием.
Ковач. Что ж, сочувствую вам.
Иртеньев. Когда в последний раз вы видели убитого?
Ковач (пожимает плечами). Я не помню. Кажется, на прошлой неделе…
Иртеньев. В пятницу?
Ковач. Нет, это было в начале недели. Понедельник или, может быть, среда…
Иртеньев. А в пятницу Рытик разве не заходил к вам?
Ковач. Ко мне? Куда? Сюда?
Иртеньев. Но он ведь был в банке.
Ковач. Нет, в пятницу я его не видел. У нас есть специальная служба, которая ведёт всю работу с клиентами, желающими приобрести сейф индивидуального хранения. Я тут совершенно не нужен.
Иртеньев. Ясно. Я просто подумал, вдруг есть какие-то сложности в покупке сейфа. Ну, к примеру, наш всегдашний дефицит…
Ковач. Да нет, пока нет никакого дефицита. Эта услуга у нас недавно, всего четвёртый месяц, да и расценки довольно высокие…
Иртеньев. Значит, в пятницу Рытик к вам не заходил?
Ковач. Нет.
Иртеньев. А раньше?
Ковач. Нет, никогда. Он был человеком… как бы это лучше сказать…
Иртеньев. Не вашего круга?
Ковач. Дело не в этом. Он сильно пил.
Иртеньев. Но вы знали, что он купил этот сейф?
Ковач. До сегодняшнего дня – нет. Только когда вы позвонили…
Иртеньев. Я должен буду забрать у вас этот договор и квитанцию, поэтому, если нужно, оставьте себе копии.
Ковач. Но я не могу…
Иртеньев. А я вам напишу протокол изъятия. Вполне официальная бумага. Вот, пожалуйста. (Заполняет листок.)
Ковач. Ну, в таком случае… хорошо. (Нажимает клавишу селектора.) Леночка, зайди, пожалуйста.
Появляется нимфа. Покачивая бёдрами, приближается к управляющему.
Сделай, пожалуйста, копию. Прямо сейчас, пожалуйста.
Нимфа кивает головкой и удаляется.
Иртеньев (проследив из своих кустов за перемещениями нимфы). Н-да… Скажите, Владимир Иванович, а что лежит в сейфе?
Ковач. Вы меня удивляете! Я не могу этого знать! И никто, кроме владельца сейфа, этого не знает.
Иртеньев. Может быть, вы и правы. Знать не знает, а вот догадываться может. (Взгляд в сторону Аристарха Матвеевича.) Верно, Аристарх Матвеевич?
Аристарх Матвеевич молчит.
Ладненько. Если будет такая необходимость – мы это выясним. А сейчас я хочу поговорить с человеком, составлявшим договор с Рытиком.
Ковач. Пригласить сюда?
Иртеньев. Нет, лучше пройдёмте к нему.
Ковач. Я провожу вас. (Поднимается.)
Иртеньев (Аристарху Матвеевичу). Подождите меня, ладно?
Иртеньев и Ковач выходят.
Аристарх Матвеевич остаётся один.
Через минуту появляется обворожительная Леночка.
Леночка (сексуально улыбаясь). Это вам?
Аристарх молчит.
Это копии. Вот. (Кладёт перед ним на стол.)
Аристарх Матвеевич. Спасибо.
Леночка. Вы из милиции?
Аристарх Матвеевич. Н-нет.
Леночка. А! Я понимаю. (Загадочно улыбается.)
Пауза.
У нас что-то не в порядке?
Аристарх Матвеевич (смотрит на Леночку, на её формы). На мой взгляд, у вас всё в порядке.
Леночка. Да? (Мгновение медлит, томно глядя на Аристарха.) Владимир Иванович сейчас придёт. (Выходит.)
Аристарх Матвеевич берёт принесённые Леночкой бумаги, читает.
Через пару минут появляются Иртеньев и Ковач.
Иртеньев. Уже готово? Хорошо. (Убирает оригиналы в портфель.) Значит, Владимир Иванович, мы с вами договорились. Завтра в десять я вас жду.
Ковач. Да-да, разумеется.
Иртеньев. Тогда – всего доброго. Пойдёмте, Аристарх Матвеевич.
Аристарх Матвеевич встаёт.
Ковач. До свидания.
Выходят из кабинета.
Вышли.
– До свидания! – это Иртеньев, с поклоном, секретарше.
– До свидания, – это наяда, с ужимкой, Иртеньеву.
Покинули приёмную.
– Какая женщина! – восхищённо выдохнул Иртеньев.
Теперь они разматывали коридоры в обратном порядке. Аристарх шёл сзади.
– Аристарх Матвеевич, поведайте-ка мне, что из себя представляет Мелитина Васильевна?
– А кто это?
– Насколько я понял – ваша будущая супруга.
– Да ладно вам!..
– Нет-нет, я серьёзно! Ей богу! Вот мы сейчас с вами пойдём ко мне, и вы всё увидите.
Иртеньев двигался с интуицией крота.
– Кстати, вы уже посоветовались со своим адвокатом?
Аристарх Матвеевич крякнул, глядя в спину следователя.
– Нет у меня никакого адвоката, – сознался он.
Иртеньев обернулся. Они уже стояли на улице, и было непонятно, каким чудом им удалось выбраться из чрева этого монстра под названием коммерческий Искра-банк.
Аристарх заметил, что следователь улыбается.
– Говорил я вам, что никакой адвокат не нужен! Говорил?
– Говорили.
– То-то же. Пойдёмте.
И они пошли.
В кабинете Иртеньева всё было гораздо проще. Они уселись на стулья по разные стороны стола, и следователь сказал:
– Поставлю-ка я чайничек! Да вы не волнуйтесь, у меня уже всё записано, так что долго я вас не задержу. Надеюсь, вы не побрезгуете моей компанией?
– Нет, – ответил Аристарх Матвеевич, а сам подумал: чего это у него записано? Следователь прокуратуры Иртеньев С. С. нравился ему всё меньше и меньше.
Через пару минут, неся в руках чайник, Сергей Сергеевич вернулся в свой кабинет.
– Тэ-экс, включим его в розетку… Заварка у нас ещё осталась? Отлично. Это займёт не более пяти минут.
Сел за стол. Взглянул на Аристарха.
– Волнуетесь, Аристарх Матвеевич? – сказал. – И правильно делаете. Попали вы в очень неприятную историю. – Его глаза светились лукавством. – Да, вдобавок ко всему, ещё и упорствуете.
Аристарх Матвеевич молчал.
Иртеньев просто цвёл улыбкой.
– И вы действительно оказались бы в довольно затруднительном положении, если бы мы не нашли убийцу.
Немая сцена. Аристарх Матвеевич опешил.
– Что? Вы нашли убийцу?
– Да. Видите, как оперативно мы работаем.
– Когда? Когда вы его нашли?
– Его взяли вчера вечером.
– О боже! – вырвалось у Аристарха.
Всё напряжение последних часов – да что там, дней! – готово было вырваться наружу. И тут всплыла мысль: а не шутит ли с ним Иртеньев? Уж больно плутовато посверкивают его глаза из-под утёсов бровей. Аристарх Матвеевич нахмурился.
– Вы что, разочарованы? – утёсы шевельнулись.
– И кто же он? – сдержанно поинтересовался Аристарх.
– Этого я вам пока не могу сказать. Дело-то ещё не закрыто.
– Понятно. Но в таком случае… я уже как бы…
– Вам хочется знать, почему я вас беспокою?
– Да.
Иртеньев кивнул.
– Причина одна. Ведь всё, что касается вас, до сих пор покрыто мраком. Какое-то загадочное завещание, сейф с кругленькой суммой. Да! – и ещё одно престранное обстоятельство…
– Какое?
– А вот сейчас… – Иртеньев выдвинул верхний ящик стола и извлёк оттуда лист серо-зелёного цвета. – Вот оно родимое. – Он вздохнул. – Это, Аристарх Матвеевич, адресованное вам завещание Виктора Афанасьевича Рытика.
Аристарх кивнул и спокойно, чтобы не дать понять как он вдруг разволновался, взглянул на следователя.
– Я буду читать, а вы слушайте.
И следователь начал:
– Завещание. Ну, тут адрес, дата… Вот. Я, Виктор Афанасьевич Рытик настоящим завещанием делаю следующее распоряжение. В случае моей смерти деньги в сумме тридцать миллионов рублей, цифрами и прописью, хранящиеся в сейфе индивидуального хранения под номером двести шестьдесят три в Искра-банке, принадлежат двум лицам в равных долях…
Аристарх Матвеевич сглотнул.
– Двум?
– Да. Хотите взглянуть?
Иртеньев передал листок.
Чтобы скрыть дрожь в руках, Аристарх положил листок на стол и стал читать.
В завещании был указан он, Аристарх Матвеевич, и некая Мелитина Васильевна, названная в документе его супругой и носящая его фамилию. Ещё и ещё раз перечитывал он завещание, и с каждым разом в нём всё больше крепло чувство нереальности происходящего.
Завещание было нотариально удостоверено, подписано гр. Рытиком В. А. И ещё там была следующая фраза: личность завещателя установлена, дееспособность его проверена. Каким это образом? – мелькнуло в голове. Фраза в отношении дееспособности (даже такого горького питуха, как этот Рытик) почему-то вызывала двойственные ассоциации.
– И что вы обо всём этом думаете? – Иртеньев потрогал ладошкой чайник.
Аристарх Матвеевич не нашёл ничего лучше, как продемонстрировать полное непонимание:
– Послушайте! Это же бред сивой кобылы! Этот алкаш Витенька, наверное, был в белой горячке, когда писал эту белиберду.
А Иртеньев в тон ему:
– И к нотариусу ходил в белой горячке. И в банк. Перестаньте, Аристарх Матвеевич, давайте лучше разберёмся.
– Да в чём тут разбираться! Не в чем тут разбираться!
– А вот тут я с вами не согласен. Убит человек, и деньги эти, сдаётся мне, сыграли не последнюю роль.
– А что убийца? – Аристарху вдруг стукнула мысль. – Вы же сказали, что поймали убийцу. Что он-то говорит?
– Его слова – это ещё не вся правда. Поэтому мне бы хотелось выслушать вас. Кто эта Мелитина Васильевна?
– Я не знаю.
– И никогда не слышали?
– И никогда не слышал.
– Вы не женаты, это мы выяснили…
– Неужели?
– Не иронизируйте. Это вовсе не смешно. Кстати, вступить в право наследования вы сможете только через шесть месяцев. – Он развёл руками. – Таков закон. Вы в курсе?
Аристарх Матвеевич усмехнулся.
– Вы думаете, там есть деньги?
– Меня сейчас волнует другое. Мы выяснили, что у нас в городе нет женщины с таким именем. Постарайтесь вспомнить, Аристарх Матвеевич, может быть, где-то, когда-то…
– Да нет же, Сергей Сергеевич! Разве такое имя можно забыть! – Сверился с завещанием. – Ме-ли-ти-на. Эка! Без бутылки и не выговоришь!
– Ладненько. Может, ещё вспомните.
Иртеньев убрал завещание обратно в стол.
– А знаете, как я назвал это дело? Дело о тридцати миллионах! Так что вы в нём по-прежнему – главное действующее лицо.
– Спасибо за доверие.
Иртеньев встал.
– А теперь давайте пить чай. Кипяточек как раз созрел.
И он занялся приготовлением напитка.
Аристарх Матвеевич достал сигареты. Подумал: как я ещё не запил от всех этих чудес! Поискал взглядом пепельницу.
– Ой, нет! Только не это! – закричал и замахал руками Сергей Сергеевич. – Всё что угодно, только не дым! Чайком сейчас побалуемся, а там травитесь себе на здоровье.
Пришлось убрать пачку.
Чай был налит, и Иртеньев поставил на стол блюдце с конфетами.
– Сахару нет, вот, только карамельки. Налетайте.
Пили в молчании.
Сквозь маленькое пыльное окошко проникал солнечный свет. В кабинете, где стояли два стула, стол, сейф и обшарпанный книжный шкаф, царил полумрак.
– Что вы намерены делать? – спросил наконец Иртеньев.
– В смысле?..
– Я прошу вас не предпринимать никаких самостоятельных шагов. – Он хрустнул конфеткой. – Мы проведём доскональное расследование, и я вас проинформирую. Договорились?
– Договорились.
– Как чай?
– Спасибо, хороший. Я, правда, предпочитаю пиво.
– От пива толстеешь.
– А от чая потеешь.
Иртеньев рассмеялся.
– Приятно было с вами познакомиться.
Аристарх Матвеевич кашлянул.
– К сожалению, не могу ответить тем же.
– Ничего, я не обижаюсь.
Аристарх допил чай и поднялся.
– Ну что ж, спасибо за угощение. Я, наверное, пойду.
– Э, погодите, погодите!
Иртеньев полез в стол, извлёк оттуда папку, порылся в ней и пододвинул к Аристарху листок.
– Присядьте. Вам нужно подписать вот это.
– А что это?
– Ваши показания. Ознакомьтесь и, если нет замечаний, поставьте свою закорючку. – Он улыбнулся. – Порядок есть порядок.
Аристарх Матвеевич сел и взял листок в руки. Пока он читал, Иртеньев изучал свои ногти.
– Хм, интересно, вроде, всё правильно, – согласился Аристарх. – Вы что же, сначала пишете протокол, а потом допрашиваете?
– Да, это моё ноу-хау. Вот здесь – свою подпись. Есть ручка? Держите мою.
Листок вернулся в папку, а папка – в стол.
– Ключ от сейфа пока останется у меня. Не смею задерживать. Всего.
Иртеньев на прощание кивнул, и они расстались.
Дома Аристарх Матвеевич попытался обмозговать события последних часов, но никакая мысль в голову не лезла. Крутилась, как на световом табло, только одна цифра: ТРИДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ. Она переливалась всеми цветами радуги, растягивалась в цепочку, сжималась кольцом, и то воспаряла подобно воздушному змею, то обвисала как хрен собачий. Она заняла всю его голову, и Аристарх никак не мог от неё избавиться.
Теперь, когда опасность обвинения его в убийстве Витеньки миновала, его разум решил освободиться от всяческих страхов и проследить всю цепочку событий от начала до конца. Что-то тут было не так. Он чувствовал это. Но что? Однако о чём бы он ни думал, на передний план всё время вылезал дурацкий плакат с надписью: ТРИДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ РУБЛЕЙ! ВОЛШЕБНЫЙ ПОДАРОК ЖЕНИХУ МЕЛИТИНЫ ВАСИЛЬЕВНЫ! НЕ УПУСТИ СВОЙ ШАНС!
Он сказал "тьфу ты!", встал и включил телевизор.
Какой-то мужик с бородой рассказывал о нуждах селян. Переключил канал.
– Это канал звукового сопровождения программы "Орбита-4 Восток", – сообщил женский голос.
Ещё раз переключил.
Шёл фильм.
Ковбой гнал свою лошадь по прерии. В него стреляли… В Витеньку тоже стреляли… Почему я не слышал выстрелов, подумал Аристарх. Я заткнул уши, вот почему! Этот гвалт под окном вывел меня из себя. А с Витенькой я не имел никаких дел! Вот ведь козёл, и чего это он вдруг решил включить меня в своё сраное завещание? Такой обсосок, а туда же! Завещание пишет! Чего-то, видать, следователь не договаривает… И какого чёрта не вскрыть сейф? Уж ему это – как два пальца обоссать… Но, видать, надобности такой нет – давно, мент, разнюхал, что там, внутри. А людей мурыжит… Ох, Витенька, Витенька! Подложил ты мне свинью, спасибочки!..
На экране ковбой целовал кружевную блондинку. Очаровашка закатывала глазки и подставляла ему всю себя. Вернулась гадская мысль о Мелитине Васильевне. Кто такая? Откуда? И что это за имя такое неслыханное – Мелитина? Стал вспоминать, не встречалось ли где. Перебрал с дюжину всяких Тань и Мань, но ничего похожего на ум не приходило. И вдруг… Погоди-ка, погоди-ка! Что-то начало всплывать. Была одна такая, точно была! Как же её звали-то? Лет восемь уже тому… Мелитина? Нет? Мальвина? Павлина? Эх, блин, память ни к чёрту!.. Мелисса! Вот как её звали – Мелисса! Точно! Не Мелитина – Мелисса.
Ездил он тогда на курсы повышения квалификации в далёкий город Липецк. Поехал-то сдуру, развеяться решил. Оказалось – скука смертная. Жили в общаге. Телик на этаже один, день в зелёном цвете показывает, день – в красном. Для разнообразия, значит. Податься некуда, хоть вой. Жили в комнате вдвоём с каким-то гнусавым интеллигентом, он, помнится, по поводу диссертации своей приезжал. Кличку ему ещё потом дали – Мозг. Днём Мозг пропадал бог знает где, а вечерами сидел на своей койке и на гигантском лбу своём прыщи ковырял. Да ещё писал чего-то бисерным почерком. Аристарх раз от нечего делать заглянул в его бумаги – чуть крыша не съехала. Там ни одной буквы знакомой – сплошь россыпи загадочных крючков да тёмных знаков. Чистая иероглифика. Секретный физик, наверное, заключил тогда Аристарх. Поговорить с ним никак не получалось, был он какой-то зашкаленный. Квёлый и вымученный, как гнилая картофелина. И всё думал о чём-то – будто теорему решал.
С девяти до двух Аристарх лекции слушал, а после не знал, куда себя приложить. Душевная неприкаянность эта и толкнула его на знакомство с одной дамочкой, которую все почему-то называли Лиса, с ударением на "и". Чуть позже он узнал, что Лиса – это уменьшительное от её не менее странного полного – Мелисса. Из-за имени этого чудного, должно быть, и обратил он внимание на эту женщину.
Ничего в ней особенного не было, и только некоторые уголки лица светились благородной чувственностью, будто ведала она о сердце и нутре человеческом больше других, будто была открыта ей тайна предназначения людского. Что Аристарха и тогда уже смертельно занимало.
Цвёл июль, и волшебными вечерами они гуляли по тёмным городским улицам, и лето пряно дышало им в лицо, и мир вокруг был загадочен и полон сказки. Они беседовали без тем, без конца и начала, и слова не имели значения, потому что главным было единение двух существ, двух чад человеческих, отринутых миром, позабытых на чужой планете, бредущих без цели и смысла. И он часто заглядывал ей в глаза, пытаясь постичь-таки секрет этого неожиданного восторга, но находил там только зрачки, радужку и всё остальное, как и у всякой божьей твари. Являлись и мысли о сексе. Рахитичные такие мыслишки, мыслишки-фантазии, допущения, гипотезы. Однако предложить Лисе соитие он никогда бы не решился, поскольку знал, что физическая близость тотчас разрушит их духовное единение. Да, собственно, и трахаться всё равно было негде. Не вести же её в палату к душевнобольному физику. Несостоявшийся половой акт, на его взгляд, был ничем не хуже состоявшегося, хрустальный мост между их сердцами сверкал и переливался под солнцами ночных фонарей, плоть была укрощена и смиренно отступила.
Отступила, но не сдалась. И по ночам, когда секретный физик забывал о своих формулах и тёк слюною на подушку, Аристарх отправлялся в общий туалет, закрывался там, в кабинке, и совершал очистительный обряд экзорсизма, попросту – онанировал. Так он изгонял из себя дьявола.
Они с Лисой ни разу не ходили в кино и даже ни разу не целовались. Аристарх привык чувствовать её руку на своём запястье и был благодарен судьбе за эту малость. Время остановилось, атомы прекратили свой бег, светила вмёрзли в бескрайние льды вселенной, и только они двое плыли вдоль мировых торосов по зеркальной воде покоя и умиротворения. Она рассказывала ему о своём доме, о семье, о маме и сыне, о работе в конструкторском бюро и о занятиях аэробикой. Он участвовал в разговоре, но о себе никогда не распространялся. Не то чтобы он что-то скрывал или чего-то стеснялся – просто рассказывать было нечего. Вся его жизнь виделась ему плоской, двухмерной, пошлой и предрешённой. Он помнил и то, как под конец их пребывания на курсах у него стали возникать подумки о женитьбе, но не в связи с Лисой, а так, вообще, как нечто альтернативное его всегдашним настроениям. Однако семейные радости рисовались ему как логическое продолжение человеческих слабостей, мысли о неблагодарных визгливых детях вызывали изжогу, он опять замыкался в ненависти к своему земному ничтожеству и терял всякий интерес к подобным темам.
Уже возвращаясь домой, в поезде, он узнал от своего сокурсника с монументальной фамилией Ретроградов правду о Лисе. (Они вместе слушали лекции и теперь ехали в одном направлении.)
– Ну и как тебе Лисонька? – вопрошал Ретроградов, луща крутое яйцо и заглатывая его целиком. – Хороша в постели, верно?
– Не знаю, – отвечал Аристарх. – Не пробовал.
– Не пизди, – не верил Ретроградов, – чтоб столько времени валандаться – и не завалить…
Его сермяжная простота забавляла Аристарха.
– Представь себе.
– Ну, брат… – Ретроградов разводил руками и принимался за второе яйцо. – Пропащий ты человек! Я и то успел.
– Чего успел? – не въезжал Аристарх.
– Переспать с ней, чего ж ещё! Да ты прикидываешься, что ли?!
Тут-то всё и открылось.
Оказывается, только с ним, с Аристархом, Лиса вела душеспасительные беседы и прогуливалась под ручку (уж неизвестно, отчего именно ему была оказана такая честь). А со всеми остальными она просто спала. Трахалась, дрючилась, еблась. Видно, она тоже любила разделять духовное и плотское. Так сказать, мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Из мужиков на их этаже только он да ещё Мозг – его незабвенный сосед по нарам, этот инвалид умственного труда, – не побывали на Лисином празднике плоти.
– Я и то разок подсуетился, – похвалялся Ретроградов, дивясь Аристарховой неосведомлённости. – А как она отсасывает! Н-н, сказка! – он икал и запивал икоту "Буратино" из горлышка.
Несмотря на это открытие, Аристарх и по сей день вспоминал о Лисе и обо всём с ней связанном как о романтическом приключении и ни о чём не жалел. И вот теперь её имя всплыло в связи с этими непостижимыми событиями… Но там была Лиса, Лисонька, Мелисса, но вовсе не Мелитина…
Так и не определившись, кто бы это мог быть и что означает вся эта нелепица, он решил не ломать больше голову.
– А идите вы все в Катманду! Жрать хочу! – заключил он и пошёл на кухню взглянуть, чего бы поесть.
Только вошёл – вот те на! Что за напасть? Весь пол усеян обломками. Наклонился, разглядывая. Кусочки керамики. Поднял голову. О господи! Горшок!
Ему открылось довольно печальное зрелище. Горшок под его "доктором" развалился. Точнее – рассыпался. Какое! Он просто взорвался! Ибо, чтобы наплодить такое количество осколков, он должен был именно взорваться. Вся кухня, весь пол, весь подоконник были усеяны осколками, он увидел, что этих коричневых кусочков полно и на столе, и на газовой плите, и даже в раковине среди грязных тарелок.
– Что это с тобой случилось? – обратился он к "доктору". – Что за война такая?
Подошёл. Под ногами заскрипели обломки.
Растение, все его листья и стебель, налились какой-то необычайной силой. Оно стало заметно меньше ростом, но раздалось вширь. Листья набухли и от них отвалились все "детки". О боже, да это же натуральный отёк, пронеслось в голове Аристарха. А тот небывалый порноцветок, что ещё вчера так гордо торчал над его чахоточным другом, теперь ссохся и висел сбоку на стебле, как… ну вот, теперь уже мужская аналогия!.. как самый настоящий фаллос.
Вокруг плотного комка корней, отчасти ещё сохраняющего коническую форму, не осталось и следов горшка. Горшок был буквально разметён по всей кухне, и Аристарх Матвеевич дивился той мощи, которая могла это сделать.
Присмотрелся. В горшке (пока он ещё был цел) совсем, оказывается, не оставалось земли – всё его нутро занимал клубок тесно свитых корней. Влажные, с красноватой, будто натруженной, плотью, корни крепко обвивали друг друга. Было впечатление, что в последней, смертельной схватке сплелись невиданные борцы – отовсюду торчали локти, колени, плечи.
– Ох и натворил ты делов! – попенял Аристарх Матвеевич своему дружку.
Пришлось идти за веником и совком.
Пока сметал и выгребал отовсюду черепки, мысли, как река после половодья, понемногу начали возвращаться в прежнее тихое русло. Вспомнилась вдруг давным-давно читаная история. Чудная история… Была это повесть грека какого-то о растении, проросшем насквозь через целый дом. Держал это растение у себя в комнате один паренёк. У него ещё с девчонками были какие-то нелады, короче – шизик. Обретался он в четырёх стенах, всё ранимость свою прятал, и вот как-то раз притащил он домой горшок с этим самым растением. Купил или украл – неважно. Одиночество его заело, а тут как-никак живое существо рядом. И стал он за этим растением ухаживать, лелеять его, и всю любовь, что так и пёрла из него, фикусу этому и отдал. Горшок купил побольше. Водичкой поливал. Да только растению всё мало. Пустило оно корешки свои под пол и в стену. И так – по стеночкам да по переборочкам – вскоре весь дом и прошило. А само уже всю комнату заняло, того и гляди, на улицу вывалится. От электричества подзаряжается, из труб водопроводных водичку пьёт. Света в доме нет, воды нет, ни поссать, ни посрать, жильцы на себе волосы рвут – дом-то новый! Пришли электрики, проводку чинить, глядь, а из стены вместо лапши корень вытягивается. Потянули, потянули, дальше – больше… Так всё и обнаружилось. Потом вырубали, выпиливали – жуть! В общем, дому – хана, капитальный ремонт. Вот только чем кончилось, он не помнил… Дом, вроде, отремонтировали, а паренёк… паренёк – так тот умом двинулся уже окончательно. Такая история…
Ох, как бы и мне со всеми этими чудесами умом не двинуться, подумал Аристарх, ссыпая в ведро останки взорванного горшка.
Ещё раз взглянул на своего растолстевшего приятеля, который, словно Адам, нагишом стоял на подоконнике, открыл холодильник и углубился туда в поисках пищи.
Надо будет купить ему новый горшок, рассудил он и сел чистить картошку.
Картошка была мелкая и вялая, а нож тупой. Поднял взгляд к окну. Прищурился, прикидывая размеры нового горшка. Большой… Сколько, интересно, он будет стоить? И потом, кто сказал, что такие большие горшки есть в продаже? И вообще, где эти магазины, в которых продают горшки? Все эти неожиданные мысли отвлекли его от работы, и он нечаянно полоснул себе ножом по пальцу.
– А, чёрт! – выругался Аристарх Матвеевич, облизал кровь и пошёл в ванную за лейкопластырем.
Вернулся, взглянул на недочищенную картошку и вспомнил стихотворение, которое сочинил, когда ему было… сколько ему тогда было? Пятнадцать? Двадцать? Теперь уже и не вспомнить. Век назад это было.
Решил: схожу-ка я сегодня в столовку. Пока одевался, в голове всё крутился этот стишок.
Будем думать, я всё же не гений,
Я нормальный, простой человек,
И на робкую связь поколений
Не окажет влиянья мой век.
Проживу я, трудяга и лодырь,
Измараю несчётно листов,
Истасую, как карты в колоде,
Целый ворох событий и слов,
Прошагаю по жизни упрямо,
Суесловьем наполнив года,
И уйду… Даже ты, моя мама,
Понимала меня не всегда.
Я уйду, позабыв оглянуться.
Сзади пусто. Темнеет окно.
Это, в общем, так просто – вернуться,
Возвращаться ж в ничто – для чего?
И, оставив седеющий профиль
Серым фото на серой стене,
Я уйду, не дочистив картофель
На своём холостяцком столе.
Я уйду. Это будет началом
Осмысления прожитых дней.
Может, где-то коснётся причала
Моя шхуна без мачт и рулей…
Я ещё поброжу, поглазею,
Может, вспыхнет иная заря?
Может, новый рассвет заалеет,
И я брошу свои якоря?
Но смешон я, надежды союзник,
Я, сносивший ботинки до пят,
Я давно не тюремщик, а узник
Своих прежних безумств и растрат.
Я задумал начать всё с начала,
Но в порыве не выверил сил.
Я задумал, когда уж кончались
Моя юность, и зрелость, и пыл.
Я уйду. Погуляю немножко.
И вернусь. Но вернусь уж не тем.
Я приду – и дочищу картошку,
Покрошу, и поджарю, и съем.
Покрошу, и поджарю, и съем… Рефрен этот крутился в башке, пока стоял в очередь в столовой, пока отсчитывал деньги, пока ел. Целый рой воспоминаний налетел на него. Отдалились все звуки и краски, перед ним в каком-то болезненном ностальгическом параде проходили загубленные, убитые, промотанные дни его пустейшей жизни, и он ел и не чувствовал вкуса пищи, он ел и плакал. Слёзы двумя ручьями побежали в гарнир, и он выплюнул недожёванную котлету, выскочил из столовой и в сквере на какой-то скамейке излил свою душу в безудержном и диком плаче.
– Вот дубина! – вслух ругал он себя, пытаясь унять рыдания. – Вот дубина! Заплатил за обед – и бросил. Всех наебал. Купил билет, а сам не поехал.
Нос заложило, и он долго сморкался под куст, прежде чем выползти на свет божий.
Немного успокоившись, он закурил и ещё посидел на скамейке, наблюдая, как мамаши катают в колясках своих малышей, как фланируют мимо ногастые молодые девицы.
Глубоко вздохнул и встал.
– Ну, всё? – спросил он себя. – Больше у барышни припадков не будет?
Выбрался на проспект. Постановил: схожу в хозяйственный, погляжу горшок.
Но в хозяйственном горшков не оказалось. Он посоветовался с продавщицей, и та сказала, что вряд ли он где-нибудь вообще их найдёт.
– И что же делать? – задал он наивный вопрос.
– А вы купите пластмассовое ведро, – порекомендовала та. – Вон у нас какой выбор! И цвета всякие… Дырку только проковыряйте снизу, чтобы вода выбегала, – чем не горшок!
– Вы думаете?
– Конечно!
Так он и сделал. Купил жёлтое ведро. Продавщица сказала, что жёлтый цвет – цвет измены, но он всё же выбрал жёлтое. Мой "доктор" мне не изменит, решил он, а этот золотистый цвет мне нравится.
С ведром подмышкой вернулся домой.
"Доктор" стоял на окне обнажённый, как супермодель из журнала "Плейбой".
– Извращенец, – бросил ему Аристарх главный упрёк своего двойника О.О.
Поставил горшок на подоконник, осторожно, двумя руками, приподнял растение и водрузил его на новое место.
– Как тебе эти канареечные штанишки? Нравятся?.. Теперь вот ещё землю где-то искать надо. Хлопот с тобой… На-ка, хлебни пока, а то ещё окочуришься.
Плеснул из банки воды. Растение стояло слегка наклонившись, его поддерживало стекло окна. Янтарная пластмасса ведра окрасила корни в телесный цвет, и те стали похожи на скрюченные пальцы из фильма ужасов.
– Н-да, уж лучше тебе прикрыться.
Вспомнились почему-то ноги Леночки, секретарши из Искра-банка. Что и говорить, ноги – класс! Да и сама Леночка ничего себе… А Владимир-то Иванович, а? Каков? И не подумаешь! Славненько замаскировался. Тот ещё фрукт. Инженер с химзавода… Вот, оказывается, как у нас мафиози живут. Тихо и неприметно. Ай, да хрен с ним! Мне-то какое дело!
Аристарх Матвеевич взял из пачки сигарету, зажёг спичку. Поднял огонёк и остановился.
Хм, это что же получается! Очень любопытно! И несчастный Витенька, и подпольный Владимир Иванович – все мы из одного подъезда! Совпадение? Ещё чего! Тут и следователем прокуратуры не нужно быть, чтобы понять: такие совпадения – весьма настораживающая штука… Тэ-экс, давай-ка, рассудим.
Спичка начала жечь пальцы, и он загасил её в новом горшке. Зажёг другую, прикурил.
Предположим, Владимир Иванович и Витенька – звенья одной цепи. Но причём здесь я? Если у этих двоих и были какие-то общие дела, то я об этом ни слухом, ни духом… Зачем им меня-то во всё это втравливать? Свалить на меня убийство? Так следователь сказал, что убийцу уже нашли. На кой я-то им нужен?.. Так, а если зайти с другой стороны? К примеру, Витенька и Владимир Иванович – враги. Витенька, как страховку, оставляет завещание и хочет… Чего он хочет? Напиться и поблевать он хочет, вот что! Что я знаю обо всём этом? Ничего! Ровным счётом – ничего! Вот и не надо выдумывать!
Аристарх бросил окурок всё в то же жёлтое ведро и подумал: хорошую пепельницу я купил, большую.
Он решил пойти и накопать земли своему чаду. Некоторое время соображал, чем он будет копать и куда складывать, наконец, взял полиэтиленовый пакет, столовую ложку и вышел.
На лестнице задержался у квартиры № 2. Ему показалось, что из-за двери доносятся голоса. Прислушался. Голоса смолкли. Да нет, глупость, дверь закрыта и опечатана. Бумага с печатями не нарушена, не порвана.
Вышел на улицу.
Направился в сквер и там какое-то время сидел, выжидая, когда поблизости никого не будет. Улучил момент, приблизился к клумбе. Оглядываясь, словно воришка, начал быстро вонзать ложку в жирную недавно оттаявшую землю.
Мимо прошла женщина, взглянула на него, но ничего не сказала. Убегать показалось стыдным, и он лишь ниже опустил голову. Продолжал копать.
Управился быстро, отряхнул руки, бросил ложку в пакет и пошёл обратно.
Снова постоял у двери квартиры № 2. Тишина. Как и положено.
Дома оставил землю в прихожей и решил сделать себе яичницу. Вымыл руки и пошёл на кухню бить яйца.
Взглянул на часы. Полшестого. Ни фига себе! Немудрено, что я так проголодался. Ещё если учесть, как я варварски поступил с обедом…
Глазунья на сковородке уже начала шкварчать, когда раздался звонок в дверь.
Пришлось открывать.
На пороге стоял Владимир Иванович Ковач.