ГЛАВА 1
СЕМЕНА
Аристарху Матвеевичу снился сон.
Тьфу, гадость какая! Даже сквозь полное бессознательное забытьё чувствовал он всю мерзость посетившего его существа. Собственно, слово "мерзость" скорее относилось не к существу, а к той нелепой ситуации, в которой оказался он, кротчайший Аристарх Матвеевич.
Дело в том, что сны Аристарху снились частенько. И разные. По большей части до оскомины скучные, бело-чёрные, чаще – навеянные тем или иным событием его долгой целомудренной жизни. Подобную же непристойность он видел впервые. И потому даже сквозь сон ощущал болезненную неловкость.
Спал он, по случаю затянувшихся холодов, в кальсонах и майке под ватным лоскутным одеялом. Вата в одеяле давно превратилась в труху, и Аристарх каждый вечер перед сном разравнивал своё любимое одеяло аки крестьянин свою десятину. В тот момент, когда снизошло к нему это чудо, первой мыслью Аристарха Матвеевича была именно мысль о кальсонах. Что ж, в данной ситуации вполне уместная щепетильность.
А сон был таким.
Сначала сгущалось почти осязаемое предчувствие. Обрывки былых снов в панике разлетались. Параллельно в Аристархе Матвеевиче рос протест против этакого насилия над его самобытной личностью. Интерес тоже был. Человек по природе своей – исследователь, вот и Аристарх Матвеевич решил проследить, чем же это всё закончится. А предчувствие меж тем сгущалось. И вот, сгустившись наконец до прямо-таки неприличного состояния, оно породило НЕЧТО.
НЕЧТО было девкой. Или бабой. Или чем-то сродни валькирии. Существо это воцарилось прямо посередь его квартиры, то бишь посреди комнаты, поскольку квартира была однокомнатной. И темнели очи, и светилась кожа, и самым страшным было то, что явление это было по пояс голым. Слава богу, что только по пояс, блеснуло в мозгу Аристарха Матвеевича.
Дева подняла руки и приблизилась. Не подошла, не подплыла, а просто вдруг стала ближе. Заглянул Аристарх Матвеевич в страшные глаза (что и говорить, с ужасом заглянул), а они вовсе и не страшные. А больше хитрые. Хитрые и зовущие. Влажные и в то же время обжигающие. Тьфу, грех! Пакостные глаза, что и говорить!
И вот ещё на что, спя, обратил своё внимание Аристарх Матвеевич. Кожа. Кожа у снившейся ему женщины была намазана маслом. Или казалась таковой. Да что там – казалась, – во сне ведь всё всегда знаешь наверняка! Кожа была густо умащена маслом. Хоть облизывай.
И вот тут Аристарх Матвеевич сделал несвойственный ему жест. Он высунул язык.
Так уж было устроено в его организме, в его психической организации, что в любом сновидении существовало одновременно как бы два Аристарха Матвеевича. Один был, так сказать, непосредственным орудием сна (не игрушкой, нет! для этого спящий был слишком ответственным человеком), а другой стоял снаружи (а может, и не снаружи – поблизости) и наблюдал за первым. И не просто наблюдал, а был как бы глазом общественности. Общественным обвинителем.
Случилось: когда первый Аристарх Матвеевич (совершенно несообразно своей натуре) высунул язык, второй Аристарх Матвеевич попробовал этот язык запихнуть обратно. Не удалось, потому как девица – или как её там – предприняла неожиданное контрнаступление.
Она заговорила.
Озвученный сон – редкость. А следовательно, – большая удача.
Она сказала:
– Дай-ка свои руки, Аристархушка.
Аристарх Номер Два на всякий случай попробовал проснуть Аристарха Первого. Опять не получилось. Аристарх Первый протянул руки.
– Ладони, – попросила дева.
И эта просьба была исполнена.
– Не делай этого! – завизжал Аристарх Второй. – Неужели ты не понимаешь, это ловушка!
А гостья тем временем взяла двумя руками свою цветущую голую огромную лоснящуюся грудь и положила её на ладонь Аристарху. По телу несчастного пробежала дрожь. Грудь была горячей и тяжёлой. Аристарху вдруг неодолимо захотелось вдавить свои пальцы в эту сладкую плоть, погрузиться в неё и мять, мять, мять.
Рот его наполнился слюной, он судорожно сглотнул.
– Тебе нравится, Аристархушка? – спросила вакханка, кладя вторую свою необъятную грудь на вторую ладонь Аристарха Матвеевича.
– Извращенец! – завопил Общественный Обвинитель, чьё неусыпное око от зримого им вылезало из орбит. – Я сгорю от стыда!
– Пусть горит, – согласилась грудастая.
И тут же Аристарх Второй был охвачен пламенем и, превратившись в смерч, унёсся прочь.
– Ты стал подставкой для грудей, Ариста-а-арх! – донеслось из удаляющегося огненного столба.
– Не обращай внимания, – произнесла она. – Обычная людская зависть.
Аристарх Матвеевич кивнул.
– Ты хочешь меня? – распутница улыбнулась, и он увидел её язык. Язык был зелёным.
– Я не могу, – хотел сказать Аристарх, но у него почему-то вышло: – Это не я.
– Ты, Аристархушка, ты, – шептала она, приближая своё лицо к его лицу. – Ах какой ты горячий, я просто таю.
И, правда, Аристарх увидел, как её груди, всё ещё лежащие на его ладонях, потеряли свою форму и вдруг потекли сквозь его пальцы. Это было ужасно. Вернее, это было ужасно приятно. Вы когда-нибудь мяли горячий воск? Если мяли, то должны понять Аристарха. Ещё будучи мальчиком, он очень любил прикладывать тёплые восковые катыши к лицу, к губам и прочая. Ощущение текущих грудей было ещё приятнее.
Девица засмеялась.
– Ты растопил меня, Аристархушка! – хохотала она. – Какой в тебе огонь! Какой огонь!
В мятущейся сердцевине Аристарха вразрез всему почему-то опять всплыло воспоминание о кальсонах.
– Ты мой, ты будешь мой! – шептала она, начиная терять очертания. Её шёпот перешёл в гром и тут Аристарх Матвеевич открыл глаза.
– Вот дьявол! – выругался Аристарх, увидев перед собой потолок.
Сон прервался, но не ушёл. Он был здесь, рядом, всей своей кожей Аристарх Матвеевич чувствовал это.
– Вот дьявол! – повторил он.
Глаза обежали круг по комнате. Всё было на своих местах. Наступало субботнее утро.
Выпростав руку из-под одеяла, он отёр лицо, стараясь прогнать наваждение. Реалии дня медленно проступали сквозь ткань полусна.
Мало-помалу возвращались на свои места предметы в комнате и мысли в голове Аристарха. Он вспомнил, что сегодня выходной день и его ждёт… подставка для грудей… вот же прицепилась, мерзость! Его ждёт… что его ждёт? Он матерно выругался и сел в постели. Да что же это со мной в самом-то деле, подумалось ему. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, он откинул одеяло и сел. На нём были кальсоны, те самые, которые всю ночь почему-то вертелись у него в голове. Никогда больше не буду спать в кальсонах, определил для себя Аристарх и отправился в туалет.
Справив нужду, он почистил зубы, бросил взгляд на свою физиономию в зеркале и решил побриться. Часы показывали шесть пятьдесят восемь. Какого я поднялся так рано, подумал Аристарх. Спал бы ещё да спал… да воск бы мял. Да что же это такое! Кончится это когда-нибудь или нет! Ему живо представилось, что, если сейчас он вернётся в кровать, ляжет и закроет глаза, он опять окажется рядом с этой фурией. Нет, это невыносимо! Аристарх долго намазывал щёки и подбородок пеной, затем остервенело скрёб себя тупой бритвой; закончив, ополоснулся холодной водой и вернулся в комнату.
Взгляд его упал на разваленную кровать, на комковатое одеяло, и ему вдруг захотелось поднять морду и завыть.
Но вместо этого он вздохнул и пошёл на кухню готовить завтрак.
Проглотив яйцо в мешочек и выпив горячего сладкого чаю, он проснулся окончательно.
Включил радио, глянул в окно.
Солнце встало. День обещал быть хорошим.
Аристарх собрал крошки со стола и бросил их в рот.
Радио сообщило, что у "МММ" по-прежнему нет проблем. Аристарх от души пожелал им подавиться хотя бы их отсутствием.
Чего-то я хотел… подумал он. Посидел, уставясь в окно. Ничего не вспомнил. Соседская девчонка выгуливала бультерьера. Да, симпатяга под стать хозяйке, отметил Аристарх.
Он натянул брюки, пригладил остатки волос массажной щёткой, надел пальто и вышел на улицу.
Было холодно и прозрачно. Бодряще. Аристарх Матвеевич поднял воротник, вдохнул и выдохнул. Лёгкое белое облачко слетело с его губ. Если не потеплеет, придётся опять спать в кальсонах, подумал он. Мысль эта неожиданно расстроила его. Он с досадой похлопал себя по карманам. Ага, вспомнил, – он хотел купить сигарет! Направился к киоску, отвалил кучу денег, купил "Космос", открыл, затянулся глубоко и с удовольствием.
Вернулся к подъезду. Сел на лавку.
Подошла соседская девчонка с бультерьером.
Бультерьер обоссал скамейку, обнюхал Аристарха.
– Доброе утро, Аристарх Матвеевич, – сказала соседка.
– Для твоего волкодава оно доброе. Собачье утро.
– Не в духе с утра?
– Ага, не в духе.
– А закурить дадите?
– Держи, – протянул пачку.
– А спички есть?
– Может, тебе ещё и лёгкие одолжить?
– Не, лёгкие не надо.
Прикурила.
– Ну, пока, Аристарх Матвеевич.
– Пока, пока.
Не любил он выходные дни, ох как не любил. В будни-то всё при деле каком-нибудь, то работа скучать не даёт, то пьянка лишние мысли прогонит. А в субботу эту чёртову да в воскресенье начинают одолевать всяческие ненужные размышления. Так гуртом в голову и прут! И о чём бы ни думал – всё к одной мысли приходит: да что же это за жизнь-то такая! Что за собачье существование! Да нет, какое там собачье – хуже! Вон, бультерьер соседский, выспался, выссался, аж светится весь, счастлив и весел. Ох и мало же ему, псу этакому, надо. А тебе, Аристарх, много надо, что ли? Твоя-то печаль по какому такому случаю? Али не кормлен ты? Али занемог? Али я тебя не холю, али ешь овса не вволю… Во-во, то-то и оно, а вот случись такое дело, вот вам и – пожалуйста… Человече, ты, Аристарх. И как всякий человече, ищешь ты не покоя, а приключений на свою лысую голову. Да уж какие тут приключения! Кран вон в кухне третий месяц течёт – вот и все приключения. Эх, будь они неладны, эти выходные!
Поднялся Аристарх со скамейки, стрельнул бычком в урну – промазал. В подъезд вошёл, достал ключи, заметил в почтовом ящике какую-то бумажку, решил посмотреть.
Ящик открыл, извлёк бумажку, прочитал:
ИЗВЕЩЕНИЕ.
Кому? Ему. Откуда? Город Москва. Ценная бандероль. Ценная? Ну да. И ценность указана. Шесть тысяч триста семнадцать рублей. Ишь ты, ещё и семнадцать… И всё. Штамп и подпись. А с чем бандероль – ни слова. Хмыкнул Аристарх Матвеевич, засунул извещение в карман и поднялся к себе.
Скинул ботинки, прошёл на кухню, достал из холодильника бутылку пива. На опохмелку брал, ещё в среду. Или в четверг? Нет, точно, отпускные давали в среду. Заночевал у Лёхи, поэтому и уцелела бутылочка. Отхлебнул, прошёл в комнату, включил телик. Распутина пела о белом мерседесе. И сама была вся в белом. Вернее не вся, а только сверху. Что ж, как говорится, красиво жить не запретишь.
Достал курево. Выпала бумажка. Извещение. Ещё раз перечитал. Интересно, кто это ему и что прислал из столицы нашей родины? Стал вспоминать, где у него лежит паспорт. Встал, пошарил в шкафу. Паспорт оказался во внутреннем кармане пиджака. Положил извещение в паспорт. Решил: делать всё равно нечего, схожу на почту. Или по субботам почта не работает? Ладно, схожу, там видно будет.
Почтамт оказался открытым. Аристарх Матвеевич подошёл к окошку, подал квиток.
– Заполните, пожалуйста, – попросила девушка.
– У меня ручки нет, – пожаловался он.
– У меня тоже, – парировала та.
– Ну вот же у вас ручка, – наивно подметил Аристарх Матвеевич.
– Ну и что, я ведь работаю.
На хрен я сюда пришёл, подумал он. Обвёл взглядом зал, никого с ручкой не заметил. Возникло сразу три желания: сматериться, разорвать это извещение к чёртовой матери и допить пиво, что осталось дома. Сунул бумагу в карман и вышел на улицу.
Баран, обозвал он себя. Баран в козлячьей стране. Немного отлегло. Выругался вслух, матерно. Полегчало уже заметно. С чувством сплюнул. И – хоть снова заходи на почту. Вот что значит аутотренинг!
Но на почту Аристарх Матвеевич не пошёл. Пусть они там все подавятся своими ручками, пусть они их себе туда поглубже засунут – от души пожелал он работницам связи и отправился домой.
Теперь во дворе гуляло уже три собаки. Визгливая блядовитая колли из четырнадцатой квартиры, мраморный дог блядовитой девицы из дома напротив и ещё какая-то брыластая чёрная шавка, которую он видел впервые.
Вообще-то Аристарх Матвеевич любил всякую живность. Простой взгляд на собаку, кошку или лошадь приносил ему гораздо больше душевного отдохновения, чем общение даже с самым близким человеком. Плохо это? Ужасно плохо. Но уж такой он был человек. Когда-то в детстве у него дома в комнате жил воробей. Серый пушистый комочек. Беззащитный и совершенно не наглый, что выгодно отличало его от его дворовых собратьев. Подобрал Аристарх (тогда ещё Арик) его под кустом сирени, спугнув кошку, которая всё же успела впустить в бедолагу зубок. Воробышек был ещё жив и, лёжа на Ариковой ладошке, смиренно косил бусиной глаза. Не жалость проявил тогда мальчик, не сострадание, а естественное соучастие в судьбе этой божьей твари. Взял домой, напоил, накормил, выходил. Воробышек ожил, стал ласковый к Аристарху, близкий, как родная душа. Вот ведь – три косточки всего и пять пёрышек, можно на одну ладонь положить, а другой прихлопнуть, а стал птенчик этот пацану родней кого бы то ни было. Назвал он его Саньчиком. Почему? Безотчётно. Назвал, да и всё. А тут срок выпал с матерью к бабке в деревню ехать. Куда ж Саньчика? Не бросишь ведь, сиротинушку. Уж мать уговаривала и друзьям-то его оставить, и соседям, Аристарх – ни в какую. Не захотел расставаться с любимцем. Пришлось маме искать коробку попросторнее, проковыривать в ней дырки для вентиляции и – в дорогу. В поезде Аристарх не переставал справляться о здоровье своего друга – всё заглядывал в коробку, поправлял устроенную там из ваты постельку и даже выводил своего ненаглядного на станциях на прогулку. Однажды на одной из таких прогулок Саньчик, хромой на одну ногу, испугавшись паровозного гудка, сиганул под вагон, и маме с риском для жизни пришлось его оттуда вылавливать. Потехи было! Саньчик сделался любимцем всего вагона и с достоинством принимал щедрые подношения…
По приезде в деревню Саньчик был зверски съеден бабкиным котом с мерзкой кличкой Мурзик.
Горя было! В трагедии обвинялся дед, на чьё попечение (всего на каких-то пять минут!) на дворе был оставлен Саньчик. Дед прикорнул на солнышке, а коту-изуверу того только и надобно было.
Саньчика предали земле с большими почестями под буйно цветущей сиренью. Видимо, такой конец – под сиренью – был написан ему на роду.
С тех пор Аристарх Матвеевич похоронил и деда и бабку, но так, как он плакал над могилой Саньчика, он больше не плакал никогда в жизни.
Вот какая хреновина получается, по-субботнему тёк мыслями Аристарх Матвеевич. Он сидел всё на той же скамейке у своего подъезда. "Космос" был сырой и тянулся плохо. Пальто было старое и плохо грело. Всё и вся кругом было плохо, и среди этой плохости – один, в скорбях о безвременно почившем Саньчике – Аристарх свет Матвеевич.
Говорят: жадность фраера сгубила. Не жадность тебя губит, Аристархушка, – жалость! Безмерно участливая душа и однолюбство твоё к себе. Ибо после Саньчика никого, кроме себя, ты и не любил. О господи! Да не повторяй ты за диким народом глупости эти! На себя уже смотреть не можешь, ни изнутри, ни снаружи! До любви ли тут…
До слуха Аристарха Матвеевича долетела какая-то возня. Он отвлёкся от своих мыслей и увидел, как из подъезда буквально выпал Витенька. Витенька этот обретался на первом этаже и по случаю одному ему известному не просыхал, почитай, с рождения.
– А-а, брательник! – осклабился слюнявым ртом Витенька, заприметив Аристарха. – То-то я в окно гляжу, а ты тут сидишь!
Аристарх Матвеевич нехотя кивнул. Общаться с Витенькой – было себя не уважать.
– Закурить, а? – мутно уставясь, испросил алкаш.
Аристарх Матвеевич сам достал из пачки сигарету и протянул Витеньке. Тот почему-то вдруг страшно обрадовался и попытался обнять Аристарха. Аристарх не позволил, выставя вперёд руку.
– Слушай Ари… – Витенька икнул, – Аристарх. Всё хотел тебя спросить. Почему тебя так зовут?
– Как?
– Ну, это, Ари… – на том же месте, – Аристарх. Во, видел! Даже глотка против!
– Отвяжись ты, – отмахнулся Аристарх.
Но у Витеньки с утра было игривое настроение.
– Ты, случайно, не из князей? – не унимался он, показывая, чтобы ему поднесли огонька.
Аристарх отдал ему спички и встал.
– Эй, ты куда? Эй!.. – закричал Витенька; и вдруг со злобой: – Иди-иди! Тоже мне, дерьмо собачье! Все вы тут одно дерьмо!
Последнее слово задело Аристарха. Он обернулся.
– А ты? Ты кто?
– И я дерьмо, – расплылся в улыбке Витенька. – Как положено.
Уже на лестничной площадке услышал Аристарх, как сожительница Витеньки в форточку орала ему:
– Что же ты, бля, всю водку-то выпил, а! Хули ты там расселся, гандон штопаный!..
Витенька что-то пытался возражать, но Аристарх Матвеевич уже открыл дверь и исчез в своей квартире.
Пиво стояло на прежнем месте. В один приклад осушив бутылку, он опустился на стул.
– Ка-зи-но, казино, казино, – пело радио. – Это музыка, песни, вино!
– Нажраться, что ли? – стукнула мысль.
Оценив известную наперёд перспективу и отчётливо увидев себя во всех – от первой до последней рюмки – состояниях, Аристарх Матвеевич решил отказаться от этой мысли. Так. Что ж ещё? Провести солнечную эту субботу наедине со своей меланхолией – эта участь его вовсе не прельщала. Кран, подумал он, вот что я должен сделать! Ага, тут же продолжило его второе "я", а заодно и бачок при унитазе, и трубу в ванной, и проводку в прихожей, и обои за кроватью, и… Заткнись! – закричал Аристарх. Яволь, – отозвалось "я" и послушно заткнулось.
– Ка-зи-но, казино, казино…
Аристарх решительно поднялся и направился в комнату. Там он выгреб из стола всё, разворошил эту кучу, почесал в затылке, свалил всё обратно, повернулся, уронил будильник, вспомнил чёрта, подошёл к окну и среди пачки пожелтевших газет отыскал авторучку. Шариковую. Белое с голубым. Без колпачка. Помнится, когда-то она писала, помнится, когда-то он разгадывал кроссворды… Прошёл в прихожую, извлёк из кармана паспорт, вернулся за стол и сел заполнять извещение.
А ведь та девчонка с почты права, думал он, выписывая паспортные данные, если каждый будет просить у неё ручку, её средство производства, то как же она сможет работать. Нет, та девчонка с почты определённо права. И правильно она ему ответила. Не огрызалась ведь, нет, а спокойно и резонно возразила. Ладно уж, чего там, сейчас заполним бланк, и всё будет хоккей. Его взгляд упал на номер паспорта. Ишь ты, ужаснулся вдруг Аристарх Матвеевич. Никогда не обращал внимания. В номере – три шестёрки подряд! Вот те на! Это же дьявольский знак! Или он что-то путает? Да нет, точно, три шестёрки – знак Князя Тьмы. Он даже кино такое глядел. Ты, случаем, не из князей?.. Перед глазами всплыла слюнявая физиономия Витеньки. Охолонуло. О господи! Не хватало только этой напасти. И та ещё, с зелёным языком, сегодня ночью!.. Аристарх Матвеевич ощутил, как волосы у него на ногах встали дыбом. Буквы на бумаге запрыгали, будто желая залезть обратно в ручку, мысли съёжились и, как спасительная, трепыхалась одна, последняя: сейчас позвоню Лёхе и нажрусь.
Но прошла минута, и Аристарх Матвеевич стал успокаиваться. Успокаивать ся. Дурак, говорил он себе. Приблизительно с той же интонацией говорил, что и Витенька своё "дерьмо". Напридумывал бог знает чего! Нагнал жути! Знаешь, как это называется? Это называется: эхо в пустой голове. Вот как это называется. Наплюй и разотри. И не бери в голову. Что за чертовщина, в самом деле! Смех!
– Ну всё, хватит! – с этими словами приободрённый Аристарх Матвеевич дописал бумагу и, захватив ручку (учёный!), вышел из дома.
Из Витенькиной форточки отчётливо слышалась брань. Помнится, с месяц назад случайно как-то забрёл Аристарх Матвеевич в книжный магазин и был поражён, увидев там книгу под названием "Русский мат. Опыт исследования нестандартной лексики". Книжица была тоненькая и, просмотрев её, он согласился, что это, действительно, только опыт. Витенька, похоже, от опытов давно перешёл к серийному производству.
На улице всё ещё светило солнышко. Народ не спешил покидать нагретые постели, и двор казался покинутым.
Две тёмные понурые фигуры копались в баках с отбросами, тут же крутились голуби с сифилитичными клювами. Рыжая облезлая дворняга, приволакивая лапу, трусила через детскую площадку. На всём лежала безмятежность субботнего утра.
Девчонка на почте даже не взглянула в его сторону. Она взяла заполненный Аристархом бланк и молча удалилась в таинственные задние помещения. Интересно, подумал Аристарх Матвеевич, паспорт не спросила…
Вернулась она через минуту, неся в руке небольшой белый конверт в полиэтилене.
– С вас шесть тысяч триста семнадцать, – сказала она.
– Чего? – не понял Аристарх. – Рублей?
– Нет, бразильских крузейро, – съязвила пигалица. – Наложенный платёж. Вы читали извещение?
– Читал, – ответил Аристарх Матвеевич, смотря на неё как баран на новые ворота. Почему-то ничего о наложенном платеже в извещении этом он не заметил. Мелькнуло: а у меня, похоже, и нет с собой столько.
– А что там? – он указал на конверт.
Девушка собрала бровки к переносице, читая.
– Семена, – ответила она наконец.
– Семена? Мне? – не понял Аристарх Матвеевич. – Откуда? Я не заказывал никаких семян!
– Вы будете забирать бандероль? – как-то очень устало поинтересовалась та.
Аристарх Матвеевич мгновение помедлил, соображая, на кой ему сдались какие-то, мать их, семена… но уходить отсюда во второй раз ни с чем ему вдруг показалось позорным, и он сказал:
– Хорошо. Давайте.
И полез в карман за деньгами.
На счастье у него в кармане оказалось что-то около восьми тысяч. Он отдал семь девчонке, получил сдачу и вместе с ней ценную бандероль. Отошёл в сторонку и решил прочитать.
Это был конверт размером в два обычных с чёрно-белым рисунком и текстом с одной стороны.
Ценная бандероль, гласил текст. Сумма н/платежа: шесть тысяч триста семнадцать руб. "Н/платежа", вот оно что! Сумма оценки: шесть тысяч триста семнадцать руб. Всё для садоводов. Предлагаем Вам: набор семян овощных культур для получения качественной рассады. Всего 20 пакетов. Прейскуранты на семена селекции ТСХА, цветы, саженцы, книги, журналы мод (?) и другие материалы для садоводов (!). С уважением, фирма "СРЕДИ ЦВЕТОВ". 121467, г. Москва, а/я 92, р/с 467468 Хорошевское отд. МББ МФО 201627 уч. 38. И в центре конверта наклейка. А на ней: Ц № 2666 из Москвы, его, Аристарха, адрес и полные фамилия, имя и отчество. Вес 70 г. Сбор 1480 р. Заказ 0909. На картинке сидел ёжик. Улыбающийся, нога на ногу, в валенках и с листьями на иголках.
Он прочитал всё до последней буквы, но это не приблизило его к разгадке. По какому такому случаю фирма "Среди цветов" шлёт ему семена? По ошибке? Но вот же его адрес и фамилия его! На шутку тоже не похоже. Да и не заказывал он никаких семян! Ни сада у него нет, ни огорода. Ни даже плантации картофельной, как у большинства его соплеменников.
Крякнул Аристарх Матвеевич, сунул конверт в карман и порешил так: дома разберусь.
Вышел с почты. В кармане – тыща с мелочью. Добрёл до киоска, на последние взял бутылку "Жигулёвского".
– Эй, мужик! – услышал он вдруг.
Обернулся.
Рядом стояли два подвыпивших молодых парня.
Один сказал:
– Слышь, мужик, добавь косарь, на пузырь не хватает.
Аристарх Матвеевич хотел было послать сосунка, но потом передумал и извлёк из кармана мятую сотню и медяки.
– На, – сунул он их в руку патлатому.
Тот пересчитал и крикнул вслед уходящему Аристарху:
– Эй, да тут хуйня какая-то!
– Нету больше, – не оборачиваясь, отмахнулся Аристарх Матвеевич.
Дома он разулся, аккуратно поставил ботинки в угол, снял пальто, достал из кармана чудну́ю бандероль, прихватил пиво и прошёл на кухню. Пиво поставил в холодильник, а сам взял нож и разрезал полиэтилен на пакете. Вскрыл пакет.
Внутри оказались пакетики поменьше, целая куча, и большой лист с текстом. Аристарх достал лист, развернул. Ничего себе портянка! Бумаженция длиной в полметра была вся заполнена убористым текстом, какими-то таблицами и картинками. Ну, это отдельное чтение, на досуге, решил Аристарх. Стал рассматривать пакетики. Были они маленькие, где-то пять на восемь сантиметров, и внутри у них точно песок пересыпался. Аристарх Матвеевич глянул на свет. Семена шуршали, в каждом пакетике их было – с ноготь. Ох и сокровище я приобрёл за шесть тысяч, хохотнул он.
Стал читать. Кабачок Грибовский. Щавель "Бельвильский". Ишь ты! Перец сладкий. Хороший закусон. Укроп, опять же Грибовский. Свёкла "Бордо 237". Томат Поток. Баклажан Алмаз. Не раскусишь. Томат Факел. Капуста Амагер. Лук "Стригуновский". Редис "Розово-красный с белым кончиком". Ах как романтично! Огурец Дальневосточный. Кресс-салат. А на этом пакетике ничего не написано… Далее. Кориандр "Янтарь". Огурец "Феникс". Редька зимняя. Репа "Петров". Морковь "Калисто". Сельдерей.
Пересчитал. Двадцать пакетиков. Не обманули.
Ну и на кой нам всё это добро? Стоило шевелиться и деньги тратить…
А! решил Аристарх, отдам Лёхе. У него жена огородница, да и сад у них есть. Глядишь, и сгодятся семена эти. Катерина вечно чего-нибудь выдумывает, солений всяких у неё не переесть. Может, и Аристарху перепадёт что со следующего урожая. Как родоначальнику.
Улыбнулся. Захватил лист с письменами, прошёл в комнату. Лёг на кровать, читая.
СРЕДИ ЦВЕТОВ. Бланк заказа. Так, мы уже заказали. Предлагаем следующие формы оплаты заказов: наложенный платёж, предоплата почтовым переводом, предоплата по банку. Вниманию частных лиц: Рекомендуем Вам предварительно оплачивать заказы через местные отделения Сбербанка, тем самым Вы экономите на оплате почтового перевода. Ага! В следующий раз мы так и поступим! Заказы принимаются: по телефону, по факсу, по почте. Эх, жаль, у меня нет факса, посетовал Аристарх… Абонентное обслуживание… Ну хватит, что там дальше? Господа! Фирма "Среди цветов" предлагает подписку на 5 серий книг. Сами читайте! Условия подписки. Так. Предоплата. Так. …подписаться на журналы "Бурда" и "Верена". Отлично. Перелистнул. СЕМЕНА. Вот оно, родное. Культура, фасовка, количество, цена. Огурцы, томаты, арбузы, баклажаны. Так, тут всё понятно. Набор № 1, набор № 2, набор № 82. "Аптека на грядке". Перевернул. КНИГИ. Это уже было. Каталог "Цветочные культуры", каталог "Лекарственные растения". Зевнул. Отложил лист. Пива хочу.
Вернулся на кухню. Открыл бутылку. Сказал:
– Пиво – это то, что нам нужно! – и приложился к горлышку.
Убрал остатки в холодильник, вернулся в кровать.
Ж. Бенцони. "Марианна в огненном венке". – 415 с., тв. переплёт. Любовный роман. Е. Козловский. "Шанель". – 94 с., мягк. обложка. Серия "Бестселлер на завтра". Ги де Мопассан "Монт-Ориоль. Пьер и Жан. Наше сердце". – 511 с., тв. переплёт. № п/п. Кол-во. Цена, руб. И т.д. и т.п. Предоплата, наложенный платёж – ненужное зачеркнуть. Перевернул. НОВИНКА! НОВЫЕ НЕТКАНЫЕ МАТЕРИАЛЫ – ЭТО НОВЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ МИРОВОЙ НАУКИ ДЛЯ САДОВОДОВ! НОВЫЙ НЕТКАНЫЙ УКРЫВНОЙ МАТЕРИАЛ из синтетического волокна характеризуется следующими ценными свойствами… Опять зевнул. САЖЕНЦЫ. Форма оплаты… Хрен с ними. ЦВЕТЫ. Гладиолусы, фрезия, георгины, многолетники… Глаза сами собой закрывались. Всхрапнуть, что ли? Глянул на часы. 11:22. Давай-ка, Арик, часок, до обеда.
Отложил бумагу, закрыл глаза.
Новые укрывные материалы, многолетники и Жюльетта Бенцони покрутились немного в его одурманенном мозгу и отступили в небытие. Аристарх Матвеевич погрузился в сон.
В этом сне, может быть, не сразу, но нашлось место всем растениям мира, включая редис розово-красный с белым кончиком и такую экзотику, как бордо-237.
Началось всё с тихой ржи и полевой ромашки, но постепенно стало твориться что-то невообразимое. Диковинные бутоны пухли телесами, словно мадонны Рубенса, по толстым сочным стеблям тёк сладостный сок, а тычинки (не говоря уже о пестиках!) вытворяли тако-ое… В каждом всплеске обтекавшей его сытой зелени чувствовалась пресыщенность и извращённость, нахальные жирные ладони дотрагивались до его интимных мест, и это были листья и какие-то лианы, какие-то вываливающиеся языки и выворачивающиеся губы. И вся эта свистопляска продолжалась до тех пор, пока сквозь тропические влажные дебри со свистом и гиканьем не прорубился к нему на выручку Общественный Обвинитель (далее – О.О.). Он выползал из растительной каши с окровавленной секирой (цвет крови на ней – изумруд), с глазами, в которых светилась девственность и непорочность.
– Предупреждаю, – хрипел он, – если ты немедленно не прекратишь, я отсеку тебе орудие греха!
– Ты не можешь причинить мне вреда, – с тихою нежностью отвечал Аристарх.
– Это почему?
– Потому что ты – это я.
– Не имею ничего общего с извращенцами вроде тебя!
Его снова стало засасывать, и О.О. так отчаянно замахал своей секирой, что поднявшийся ветер взметнул целый ураган пыльцы, в котором потерялись уже и Аристарх Матвеевич, и сам О.О.
Вытянутые руки Аристарха искали в пространстве и не находили. Так продолжалось вечность, и у него уже начала кружиться голова, потому как он не знал где верх, а где низ. Затем он неожиданно обрёл опору, но оказался стоящим на руках. Вернее, он парил, за что-то держась. Его пальцы стали узнавать это ЧТО-ТО, узнавать так стремительно, что Аристарх Матвеевич испугался.
– Ты пришёл опять, – влажно шепнула она. – Я знала, что ты вернёшься к своему цветку!
Из тумана вытекли священные груди, и узнавание было настолько ярким, что Аристарх Матвеевич ощутил нечто близкое к оргазму. Её язык проник к нему в рот, и ещё дальше, и Аристарх Матвеевич стал задыхаться. Задыхаться от наслаждения и экстаза.
О.О. рядом не было, и никто не мешал ему вкушать это неописуемое блаженство. Её язык прорастал в него подобно корню счастья. И чем больше его (языка) было в нём (Аристархе Матвеевиче), тем полнее был восторг. Они слились в единое целое, и он видел, как она втекает в него сквозь все мыслимые отверстия, и чем больше была его жертвенность, тем сильнее он её жаждал. И это продолжалось одну минуту, а потом язык исчез, и стало холодно. Аристарх Матвеевич забеспокоился, и его беспокойство переросло в какой-то дикий звон. Он увидел себя голого, на улице, и люди глядели на него, и некоторые даже показывали пальцем. Ему стало страшно, а звон всё рос и превратился в набат. И отец Андрей из Никольской церкви успокаивал его, а Аристарх Матвеевич только и молил, что об одежде, о нищенской тряпке, но батюшка всё говорил и говорил, а люди всё смотрели, и бил колокол…
Не сразу он понял, что звонят в дверь. Он вскочил, сердце выпрыгивало из груди, и он не знал, куда бежать.
В дверь снова позвонили. Аристарх Матвеевич окоченевшими ногами доковылял до двери, повернул замок.
Перед ним стояла незнакомая женщина. Вернее – силуэт женщины, поскольку свет падал сзади.
– Извините, пожалуйста, – сказал силуэт, – Владимир Иванович здесь живёт?
– Нет, – прохрипел Аристарх Матвеевич, ещё не вполне ощущая себя. Он был здесь, но как бы ещё и не весь.
– А где? – поинтересовалась женщина.
– Не знаю, – отрезал он. – Обратитесь в справочное.
– Извините, – сказала женщина, и Аристарх Матвеевич закрыл дверь.
Шагнул и понял, что Владимир Иванович – это, скорее всего, Владимир Иванович Ковач, его сосед по площадке.
Решил вернуться, повернулся и раздумал.
– Тьфу ты, чёрт! Сколько раз говорил себе: не спи днём!
Сходил в туалет. Посидел подольше, отогревая ноги, – в ванной всегда было тепло. Хоть спи там. Выкурил сигарету, вышел.
Достал из холодильника кастрюлю с позавчерашним супом, открыл крышку, понюхал. Вроде бы, нормально. Поставил суп на плитку, сел на табурет, ожидая, когда тот разогреется.
Взгляд упал на пакет с семенами. Машинально стал перебирать кулёчки, пробегая глазами названия. На одном названия не оказалось. Что бы это могло быть? Овощ? Цветок? При воспоминании о цветке мелькнуло что-то неуловимое, исчезло. Поднял пакетик к глазам. Сквозь плотную бумагу ничего не было видно. Семена неизвестного растения! Удивила мысль: моего растения. Ну да, ведь я заплатил за эти семена! И имею право делать с ними всё, что захочу. Надорвал краешек и высыпал несколько на ладошку. Семена были чудные. Звёздочками. Никогда бы не подумал, что такие бывают. Потрогал мизинцем, разглядывая. Посмотрел на окно. На подоконнике в старом горшке, прислонившись к стеклу, стояло длинное убогое "ушастое" растение, которое Аристарх Матвеевич, не знавший истинного его названия, нарёк "доктором". Это был одинокий толстый стебель, от которого через равные промежутки в разные стороны отходили пары больших мясистых листьев. На каждом из этих листьев по краям теснилось множество "деток" – маленьких листиков размером с булавочную головку и с тоненьким корешком. Большие листья по форме напоминали листья крапивы и имели похожие зубчатые края. "Доктором" растение было названо за его способность быстро и эффективно залечивать любые раны, язвочки, чирьи и прочая. Этот голенастый уродец был единственным живым существом, делившим это жилище с Аристархом Матвеевичем.
Аристарх Матвеевич встал, приблизился к окну и, повинуясь странному давлению внутри себя, вонзил указательный палец в горшок, в землю, туда, где рос "доктор". Затем высыпал в образовавшуюся лунку содержимое надорванного пакетика. Заровнял землю, отряхнул палец.
– Вот теперь всё! – сказал он и удивился тому, что говорит вслух.
Вопреки сказанному, в нём крепла уверенность, что это далеко не всё. Напротив, где-то там, в глубине, зрело предчувствие, что всё ещё только начинается.
Аристарх Матвеевич снял суп с плитки и сел есть.