ПИСЬМО В НИКУДА

Вот так вот, стало быть, теперь мы стали жить.
И хоть калоше старой сетовать негоже,
но, милый друг, ты, верно, знаешь, что "тужить"
и "жить" – не два похожих, а одно и то же.

Я из дому теперь почти не выхожу.
К зиме ботинки вон достал – шнурки сопрели.
Чуть потянул – порвал. Ну что ж, узлом свяжу,
пойду с узлом, чай, не Энрико Маринелли.

С тех пор как нет жены, как будто сожжены
мосты мои туда, где будущность копилась
для встречи сладостной со мной. Но нет жены,
и эта будущность тихонько удалилась.

У нас стоит зима. По-прежнему – она.
В умах и в душах – недоборы чётких линий.
Хочу туда, где много моря и вина
и грусть сладка, как уверяет Старший Плиний.

Какие новости? – Мне не до новостей.
Что тапки новые нужны, я год уж силюсь
и вспомнить не могу, склерозный дуралей.
Встаю, хожу курить – вот тапки и сносились.

На днях звонил Лександр. Докладывал, что жив,
и в трубку кашлял, бедный, будто из могилы.
Куда-то звал меня, но я сказал "лежи,
дурак". С десяток слов я разобрал от силы.

Не мог же я и впрямь обмолвиться ему,
что свидимся и так, без всяких приглашений.
Безносая нас ждёт в чудесном терему,
никто не убежит – ни бестолочь, ни гений.

Пишу тебе слова. Все старые слова.
До новых ли теперь? Нам умствовать негоже.
Да и смешно выходит, как начнёшь едва
словами новыми описывать всё то же.

Единственно прошу, пиши хоть иногда.
Письмо есть повод, пусть надуманный, напиться,
курить и представлять, как было всё тогда,
и тасовать в дыму события и лица…