* * *

Начиная с некоторого возраста
всё в жизни теряет смысл
и жизнь становится просто
ожиданием смерти.
Отсюда – и повсеместно.
Вздрагивая от возгласа,
тут же теряешь мысль,
и, если считал до́ ста,
говоришь: вот черти,
прервали на интересном!

Окинув взглядом окрестности,
себе оставляешь стул.
В тулупе выходишь в лето.
Видишь, что снова май, но
не помнишь, какого года.
Из всех проявлений телесности
свой регулярный стул
считаешь главной приметой
существования. Тайно
планируешь путь отхода.

Иногда от голоса детского
вздрагиваешь ещё,
будто родное заслышав,
будто включили реверс
в старой машине времени,
но мякоть ореха грецкого –
мозга, что облущён, –
уже доедают мыши.
И единственный путь на север –
это путь к темени.

Вспоминая дорогу к булочной,
вспомнишь и шага ритм.
И зашепчут, зашепчут губы,
попадая опять в тональность
бесконечного вечера.
Отгоняя мираж прогулочный
и рифмующиеся фонари,
оборвёшь себя зло и грубо:
хоть какая в тебе зеркальность,
закат – не повод отсвечивать.