ПАЛЬМА-ДЕ-МАЛЬОРКА

Бухта, где яхты – как трупы ежей:
всё побережье, щетинясь, воздвигло
мачты – что копья, что белые иглы –
ради забавы великих мужей.

Так размещается скромный доход
моря и неба, и землевладельца.
В трюме прохладном шикарное тельце
яхтовладельца – и́з года в год.

Евро давно непостижен уму.
Мощь его крепнет – и крестится Раша.
И отражает высотка "Ла Каша"[1]
каждым стеклом нашу зависть ему.

Вечный июль бесконечных сиест.
Пенной волны балеарские слюни.
Позеленевший во святости Луллий[2],
на пьедестал низошедший с небес.

Айсберги лайнеров в жарком порту
проистекают людскою водою.
И, как последнее средство от зноя, –
йогурт[3], что тает в руках, не во рту.

Всюду – иссохшие фиги и тлёй
съеденный лист, парашюты каштанов,
пальмы, как взрывы, да истуканы
мельниц, крутимые только Землёй.

Юркий турист, промелькнувший стремглав
мимо собора Святого Франциска,
морем облизанный как ириска,
в мокром песке оставляет "I love"…

Что ж, покидая твои берега,
вытру испарину, словно истому…
Завтра подаришь кому-то другому
ты, де-Мальорка, свои жемчуга.