ТУДА, ГДЕ РАССЕИВАЕТСЯ ТУМАН
Под впечатлением от Петера Яроша
Эх, чёрт! Ты пьян, дружище! А когда ты пьян, тебе хорошо. Чаще всего. Вот только её глаза, такие хорошие её глаза, становятся серьёзными. Она хочет что-то сказать. Она всегда хочет тебе что-то сказать. Но когда тебе это необходимо, она говорит всякую чушь. А сейчас… сейчас тебе хорошо и без её слов.
"Слушай, друг, налей-ка мне ещё вина". Это вино, что с солнцем и вечерней росою, с запахом дождя над виноградником, это вино, что с весёлым блеском крошечных рубиновых светляков, столь похожих на её глаза, да-да, на её глаза, когда она не сердится, это вино – оно выворачивает душу и делает добрым сердце, оно дарит тепло и рождает в твоём заскорузшем нутре тихую радость.
Ты благополучен. Твоё благополучие вредит только ей. Ах, как она гремит горшками у плиты! И эти глаза… Да, эти глаза!.. А может быть, ты для того и пьёшь это вино, чтобы увидеть её глаза такими? Сейчас они терпки, как настоянный хмель, и колючи, как репей, прилипший к порткам. Да они пьянят сильнее, чем это вино! Ах, эти её глаза!..
"Слушай, друг, плесни ещё в стакан. Что-то не идёт у нас веселье". На лугу в траве играет кобылица. Трётся лощёной спиной о примятую зелень… Её муж пришёл с поля усталый и сейчас не бьёт копытом в тесном стойле. Он горд своей усталостью и не ропщет на судьбу. К чему роптать на достаток?
Пусть перевернётся мир, лишь бы не перевернулся кувшин с вином! Стакан холоден, как ноябрьский дождь. А ты пьян, пьян, пьян. Ты пьян, дружище…
Почему твой друг грустит? Ты знаешь его жену, она хорошая баба. Почему твой друг грустит? Пусть пьёт, и вы трое – он, ты и вино – споёте чудесную песню. Э-ээ-эээх!..
А её глаза уплывают от тебя, и ты должен догнать их. Нет-нет, так же нельзя, ты должен их догнать! А то они уплывут туда, где собирается туман, а там, сколь ни иди, всё одно – туман да туман… Ха! Да нет. Мы же не хуже лошадей. Мы не пойдём от своих стойл. Мы не уйдём от своего достатка. Мы будем жрать пресную похлёбку и запивать её кислым вином. И мышцы наши не ослабеют от этого, и бабы наши нас не разлюбят.
Эх, до чего же криво устроен мир! Он изогнулся сам и изогнул тебя, дружище. А ты, изогнутый, глотаешь эту ки́сель и не смеешь роптать. К чему роптать на достаток?
"Не спи, приятель, лучше разлей остатки. Да и… к чертям такое веселье!"
Пусть хоть кто-нибудь скажет мне, знает ли он, сколько нужно выпить, чтобы постичь тайны мироздания? Никто не знает. Все удивлены. Вот и ты, брат, не знаешь. И пьёшь, пьёшь… А если бы встать вот так, во весь рост, расправить плечи и гаркнуть что есть мочи: эге-гей! вы там! вашей гадостью прёт, что невозможно дышать! невозможно дышать… Нет. Трудно так встать. Да и вообще уже трудно стоять. Ты пьян, дружище, пьян. И приятель твой не трезвее тебя… И не ответят ли нам оттуда, что нам и к своей вони принюхаться нелишне? Свою гадость ощутить. Да так, чтоб скоробило, чтоб наизнанку вывернуло… Скажут так. Скажут наверняка. И будут правы. Сто раз правы. И поэтому ты смотришь на красное как кровь вино, красное как твоя кровь, как кровь твоего друга вино, смотришь и чувствуешь, что набухшие твои глаза наполняются тёплым, чем-то неожиданно тёплым… и тут ты видишь то, чего не видел уже столько лет. Слеза падает в кровь, а ты уже физически ощущаешь тепло следующей.
Нет, так не пойдёт! Ты глотаешь своё вино, свою кровь, свои слёзы. Но твоя горечь от этого не становится меньше. И тогда ты не выдерживаешь…
Глотнув рыбьим ртом парной воздух, ты выбрасываешь своё тело из постылой хаты и идёшь, идёшь, пока ноги не перестанут чувствовать землю, пока звёзды над головой не превратятся в холодных, мокрых медуз, от липких щупалец которых уже никуда не деться, не оторвать их ядовитые присоски от воспалённого тела. И когда ты падаешь, обессиленный, приходит тишина. А эту тишину ты уже не тревожишь, ибо это твоя тишина, это – тишина твоего избавления.
И лишь по истечении вечности, которая досадно сжалась в одно короткое мгновение, приходит голос. Ты узнаёшь этот голос. Этот голос, весь – словно порождение вечности, он был всегда и всегда будет. Ты разлепляешь непослушные веки и смотришь в её глаза. Ах, эти её глаза! Они сердиты, они прекрасны, как и вчера. А может, вчера ещё не кончилось? Впрочем… вся твоя жизнь – сплошное вчера.
Ты встаёшь и идёшь за этими глазами. Они ведут тебя туда, где уже рассеивается туман.