* * *

…в ту пору я легко писал стихи,
полулежал, зарывшись в одеяла,
и светлою волною накрывало,
и все огрехи были не грехи,

и я едва ли ощущал себя
(не будучи ни мальчиком, ни мужем),
цвела под носом первая, к тому же,
пыльца волос, какую теребя,

я складывал небесное с земным,
соединял духовное с телесным,
и было то настолько интересным,
что просто не желало быть иным,

звучала песня, в общем нехитра,
но столько было счастья в каждом звуке… –
ничто, ничто не слаще этой муки,
когда тебе четырнадцать с утра, –

и мир был нов и трогательно люб,
и рифмы сразу зрелыми рождались,
как вишенки рукой с куста срывались
и клались в рот меж удивлённых губ…