ПЕ́КЛО

Общий города шум.
Общая сохлая кожица.
Боль разделить спешу,
ту, что спешит умножиться.

Чей-то от пуха чих.
Где-то клаксон протяжный.
Мысли. Теку средь них.
Просто брожу. Бродяжу.

Тополь листвой сквозит,
молит о влажной взятке.
Небо – сплошной транзит
зноя сквозь темя в пятки.

В лужицах, – так себе,
под ноги кто-то сплюнул, –
алчущих голубей
сифилитичные клювы.

Город глядит с мостов
в поисках отраженья,
даже и тень крестов
пала – и без движенья.

Улиц канал пустой
высушен или выпит.
Лишь скарабеи-авто
сонно ползут в Египет.

Жаждой к воде влеком, –
валом, попарно, розно, –
город свой чёрный ком
катит как жук навозный.

Рыбой на берегу –
всяк, кто мечтал о вёдре.
Пятна нагих фигур –
будто на медосмотре.

Хлещет золой вулкан,
в памяти пламенеют
к ужасу горожан
брюлловские Помпеи.

Можно содрать с рамен
тряпки – ведь не убудет,
можно сзывать камен,
можно молить о чуде,

пепел зажав в горсти…
Только не будет толку.
Можно себя спасти
только слезою. Только.