ИТАЛЬЯНСКИЙ АЛЬБОМ

СИЕНА

Улочки – будто каверны и трещины лавы.
Камень безжизнен, но камень никто не хоронит,
ибо под патиной камня – и слово, и слава
тех, перед кем даже Вечность колено преклонит.

В этих расселинах в солнце поверишь едва ли.
Просто ты знаешь, что солнце всегда над тобою.
Город лежит как упавшие с неба скрижали –
вот она, истина, можешь коснуться рукою.

Время уснуло, пока ты разглядывал вензель,
тайную букву треченто[1], не в силах очнуться, –
годы прошли, ты забыл своё имя, ты Гензель,
правда, без Гретель и вовсе не хочешь вернуться.

Стопы и плиты ещё не срослись, но уже ты
равные в них ощущаешь тепло и шершавость.
Здесь даже люди вокруг – это только предметы
мимо скользящие, мимо текущая данность.

Здесь бы ты мог и остаться, присесть и прилечь, но
душу твою защемило заслонкой затвора.
Здесь ощущаешь себя словно некую вещность
в вечность попавшую – в камеру до приговора.

Снедью несметной набиты кульки магазинов,
лавки, прилавки, улыбки, – как было веками,
рты для принятия всяческой пищи разинув,
трутся туристы в проходах, как сельди, боками.

Стёртый кирпич и плитняк в разнотравии трещин,
всё, что ошую, одесную и за спиною,
станет родным, словно саван, что богом обещан,
окаменей – и немедленно станешь собою.

Можно найти уголок, где смыкаются стены, –
в тесной щели, где под тёплыми сводами арки
юность гогочет от счастья, и влить себе в вены
новую красную кровь из наполненной чарки.

Только и это не станет в тебе приближеньем
к той простоте, что дарована камню от века,
можешь сидеть без движенья, но даже сложенье
с этим "ничто" не убавит в тебе человека.

Так и останешься странно живым и глазастым,
с бьющимся часто комком за реберною клеткой,
праздника Палио[2] точкой, ненужною частью
праздника жизни. Стихом. О Сиене заметкой.

Держит сухая ладонь с огрубевшею кожей –
створка моллюска с названием Пьяцца-дель-Кампо[3] –
тело твоё, будто жемчуг, но сделать не может
душу твою продолжением этого камня.