ИТАЛЬЯНСКИЙ АЛЬБОМ

ВЕНЕЦИЯ

Гудит стиральная машина и стирает
вчерашний день с белесых плеч моей рубахи.
Облазит солончак, стекает солнце мая
с тончайших крыльев, на которых я с размаху

врезался, как баклан в волну, в пучину масок,
в кипень прибоя у аркад Палаццо дожей[1].
Но крылья сброшены, и ком дорожных тряпок
жуёт чистюля монстр. И чем мы подытожим?

Мои носки пестры, как флаги всей Европы,
и щёки солоны, как пляжи Адриатик,
мои глаза остры и расторопны стопы –
но наблюдаю я лишь спазмы перистальтик

стального чудища, что стонет от удушья.
И где та дверь, та Порта делла Карта[2]?
Я наг, Венеция. Теперь, вернувшись в глушь, я
трусы стираю – бесполезные штандарты.

Пусть твой крылатый лев[3] простит мне эти слюни,
я смылся как волна, и твой канал Дворцовый
не отразит мой лоб, и голубь хлеб не склюнет
с руки, что "на возврат" не бросила целковый.

Я в зеркало смотрюсь и замечаю чаек
в бровях своих седых, и всё в грудине рвётся
туда, где мост стоит, во всём необычаен,
и вздохи[4] тянутся из казематов Поцци[5].

На родине моей нет слов таких – Соа́ве[6],
да и изюм кладут совсем в другое пойло;
об изысках таких вотще мечтать не вправе
ни мой фамильный хлев, ни родовое стойло.

Отдав пожитки центрифуге бесноватой,
смотрю на пузыри и вижу – брага бродит,
а в ней и наволочка, верный соглядатай
тревожных снов моих, от слёз моих отходит.

Юли и скручивай, волшебная машина,
жгуты из памяти моей и из одежды,
стирай на нет липучий след и не греши на
следы, оставленные счастьем без надежды.